про мальчика Хэнкок и про то, как он страдает
Будь Хэнкок в действительности мужчиной, то он бы, конечно, был не амазонкой, а неким спартанцем, если проводить аналогии с нашей историей. И на острове были бы сплошь крепкие, выносливые мужчины, живущие по древнегреческим устоям. Это касается и традиции сбрасывать слабых младенцев со скал, правда, не знаю, каким бы образом они там появлялись. Но не суть.Саму историю Хэнкок я немного переврал в пользу зрелищности. Ода нарисовал ему короткие волосы (и это впринципе ничем не обоснованно). А мое обоснование вот какое.
***
Волосы у Хэнкок были длинными. С детства самого. И с детства он был всеми любимыми наследником, а после - императором Амазон Лили (который логично обозвать иначе, но пусть так). Остров существовал в изоляции от мира, и в первую очередь от женщин в виду каких-то-фантасмагорических-страхов-поверий-или-чего-то-еще. Хэнкок рос в окружении мудрецов и воинов, хотя воевать по сути было не с кем, так что лучше сказать, что со спортсменами - чтобы не скучать, островитяне устраивали некое подобие олимпийских игр.
Хэнкок учился и тренировался с удовольствием, редко болел, вот только волосы его с каждым днем все тяжелели и тяжелели. В какой-то момент их стало больно расчёсывать: пряди огрубели, а кончики приобрели выпуклые очертания. По-сути своей, волос - волокно мертвое- ожило... Ко дню совершеннолетия императора.
В день этот, как и подобает, устроили большое празднество. Перед его началом, триста и один спартанец ожидали, когда же император выйдет приветствовать их.
Хэнкок вели по темному коридору к геометрически правильному прямоугольнику света - в ораторскую ложу, где и следовало перенять право власти. Подданые считали, что молодой император намерено напустил на себя такой серьезный вид.
Хэнкок никому не сказал о том, что в это утро его разбудило змеиное шипение.
Но змей в постели не было.
К тому, что ликование толпы прервется вот так внезапно, Хэнкок был готов. Сердце предчувствовало. Ведь как только он вышел на свет, свет увидели и его волосы, обратившиеся сотней змей.
И змеи обратили в камень всякого, кто смотрел на императора.
Братское захоронение за считанные секунды.
В живых осталось не более полусотни человек - подданные, что стояли за спиной молодого императора, больные, что не смогли прийти на празднование, слепцы и те, кто успел закрыть глаза.
После этой трагедии Хэнкок самовольно заключил себя в подземелье и никого не подпускал. За восемнадцать лет он не убил ни единого зверя, однако за мгновение похоронил свой народ. Чудом уцелевшие винили не императора, но его волосы. Хэнкок винил свою беспомощность.В подземелье он просидел около трех лет. Он позволял лишь кормить себя. Его просили вернуться во дворец. Ему говорили, что спартанцы в нем нуждаются, что они выколят себе глаза, лишь бы император не томился в заточении.
Хэнкок всякий раз отвечал, что выйдет, когда решится.
Не на смерть. Сколько раз он пытался заглянуть змеям в глаза, но те отворачивались, не способные убить своего хозяина. Однажды император попытался умертвить одну из них: чиркнул по туловищу-волосу острым камнем, и тут же закричал от дикой боли, походящей на ту, что испытывает человек при ампутации конечности.
Ампутировать сотню конечностей - вот, на что не решался император.
Ему понадобилось целых три года.
И вот однажды он просит о свободе. Просит вывести его к толпе, но наказывает, чтобы у всех, у каждого без исключения, на глазах была повязка. И чтобы ни один из спартанцев не смел избавиться от нее до того, как...
Казнь состоялась публично. На том же ложе, кажется, в тот же день. Обошлось без ликования. На Хэнкок не смотрели ни мертвые, ни живые, но лица из плоти и камня по-прежнему были обращены к нему.
Тихо шипели змеи.
Занеся над головой клинок, Хэнкок отсек первую змею, закричал, не устоял на ногах и повалился на пол.
Оставалось 99.
И так он рубил свои волосы, проваливался то и дело в беспамятство от боли и кровопотери, но кричал, взывал к своему народу - не смейте мне помогать, не открывайте глаза, не открывайте, пока я не закончу!..
Казнь длилась от восхода до заката.
Когда Хэнкок выпрямился в ложе и поднял кулак, сжимая в нем мертвые змеиные тела, то шепнул из последних сил:
- Смотрите.
И его услышали.
***... С тех самых пор все было как и было, только Хэнкок стал коротковолосым (как на арте Оды). И змеиные серьги... Словно дань...
А как насчет Луффи? В моей истории он тоже мальчик, потому что у греков, да и у римлян, особое внимание уделялось мужскому воспитанию, собственно, эфебофилия к нам пришла из тех времен. По-моему, это тоже весьма занятная модель отношений. Так что к Луффи Хэнкок испытывал нечто вроде отческой заботы, разумеется, с примесью "запрещенного" влечения (хотя я бы назвал это просто мощным бромансом). Оригинальное поведение Хэнкок в этом смысле сохраняется Почитать древнегреческих поэтов, которые затрагивали подобные темы, так метафоры-эпитеты у них заоблачные просто. И рослые, брутальные мужики, ведущие себя как лапочки по отношению к своим воспитанникам, отнюдь не дикость. Вот так.